«Творческая зрелость моя наступила достаточно давно, поэтому я смогла застать в живых многих бардов, имена которых теперь прочно слились в наших умах с жанром авторской песни. Тем не менее, так и не довелось мне лично познакомиться с Высоцким, с Галичем. С Высоцким я чуть было не снялась в одном фильме. С Галичем едва не познакомилась на одном из домашних чаепитий, куда меня пригласили, но не сложилось. Затем Галич эмигрировал. Но я знала многих его друзей. С Булатом Шалвовичем Окуджавой мы долгое время были в тесном контакте, хотя не могу сказать, что дружили. Мне до сих пор снятся про него сны шоколадно-медового цвета. Я не достаточно хорошо знала этих корифеев, чтобы сейчас рассказывать какие-то смешные, скандальные вещи. Поэтому не ждите», - предупредила Вероника Долина в самом начале презентации.
Сборник «Песни» далеко не первый. Их уже более десяти. Первый вышел почти двадцать лет назад в Париже. «Стихи мои себя показали, как фармакологическое средство довольно хорошее, - говорит Вероника Долина, - Они вылечивают боль душевную, и вообще, помогают. Уже в семнадцать, девятнадцать, двадцать два – мои стихи мне помогали, они прямо строили, собирали мою жизнь. И к тридцати годам собрали. Я обрела, наконец, себя и стала жить по своей собственной карте мира и по собственному календарю. На меня не влияют зима, лето, високосность, пятница 13-е».
Карта мира стала раскрываться в 1987 году, когда Вероника Долина впервые попала за границу: «Это был казенный выезд в Чехию, забавный в своей казенности просто до чертиков. Вдобавок полная наша безъязыкость, неумение поставить ногу в чешский трамвай, взять билеты, спросить, где какая улица, попросить кофе и получить сдачу. Со мной ехали Лев Новоженов, мой товарищ и друг Игорь Иртеньев, еще кто-то... и огромный павлиний хвост комсомольских деятелей. Затем была Польша, а потом наступил 1989 год. Красивейший год, на который пришлись мои гастроли в Англию, Западную Германию, Японию, Швейцарию, Францию. Публика мне прощала все. Мою невесть во что одетость, плохую постриженность, неуклюжий голос – прощали все. Но больше не прощали никогда. И в России это тоже перестают прощать. Поэтому даже не знаю, что будет с жанром авторской песни в ближайшее время».
По мнению Вероники Долиной, «окончательный перелом об окончательное колено» произошел в 2000 году. Именно этот год навсегда определил судьбу «причудливо-непрагматичных стихов, которые поются в домашнем стиле». Они постепенно уходят в историю и «становятся частью шоколадно-медовых снов».
Сборник «Песни» далеко не первый. Их уже более десяти. Первый вышел почти двадцать лет назад в Париже. «Стихи мои себя показали, как фармакологическое средство довольно хорошее, - говорит Вероника Долина, - Они вылечивают боль душевную, и вообще, помогают. Уже в семнадцать, девятнадцать, двадцать два – мои стихи мне помогали, они прямо строили, собирали мою жизнь. И к тридцати годам собрали. Я обрела, наконец, себя и стала жить по своей собственной карте мира и по собственному календарю. На меня не влияют зима, лето, високосность, пятница 13-е».
Карта мира стала раскрываться в 1987 году, когда Вероника Долина впервые попала за границу: «Это был казенный выезд в Чехию, забавный в своей казенности просто до чертиков. Вдобавок полная наша безъязыкость, неумение поставить ногу в чешский трамвай, взять билеты, спросить, где какая улица, попросить кофе и получить сдачу. Со мной ехали Лев Новоженов, мой товарищ и друг Игорь Иртеньев, еще кто-то... и огромный павлиний хвост комсомольских деятелей. Затем была Польша, а потом наступил 1989 год. Красивейший год, на который пришлись мои гастроли в Англию, Западную Германию, Японию, Швейцарию, Францию. Публика мне прощала все. Мою невесть во что одетость, плохую постриженность, неуклюжий голос – прощали все. Но больше не прощали никогда. И в России это тоже перестают прощать. Поэтому даже не знаю, что будет с жанром авторской песни в ближайшее время».
По мнению Вероники Долиной, «окончательный перелом об окончательное колено» произошел в 2000 году. Именно этот год навсегда определил судьбу «причудливо-непрагматичных стихов, которые поются в домашнем стиле». Они постепенно уходят в историю и «становятся частью шоколадно-медовых снов».
