Литературный дебют известного музыканта и продюсера, главы рекорд-лейбла «Снегири» и группы «Мегаполис», более всего напоминает фильм «Кабаре». Предвоенная Германия 30-х, богемный Берлин заполнен свингующей молодежью. Молодая Лени Рифеншталь, только закончившая съемки «Олимпии», знакомится с четырьмя юными архитекторами из бюро Альберта Шпеера. У парней странное хобби: они пытаются электрифицировать гитару. Через Лени о творческих поисках сотрудников главного проектировщика столицы Третьего рейха становится известно Адольфу Гитлеру. Проект под кодовым названием «Юбка» курируется лично фюрером…
Первая книга Олега Нестерова «Юбка» – роман о том, что рок-музыка была изобретена в предвоенной Германии с легкой руки Лени Рифеншталь и под личным контролем Гитлера...
- Как вы чувствуете себя в роли писателя?
Это один из самых распространенных вопросов, которые мне задают в последнее время, как ты, Олег, известный музыкант, продюсер, с чего вдруг ты стал писателем? На этот вопрос я отвечаю так: есть в мире вещи, мимо которых я не могу пройти. Либо это мелодии, которая придет мне в голову и станет песней, либо краснодарская девочка Маша по фамилии Макарова, которую я случайно нахожу в Краснодаре и понимаю, что мне теперь нужно познакомиться с ее песнями, так появляется проект «Маша и медведи», или пять лет назад мне пришел в голову этот сюжет, не писательским словом скажу, наглый замысел. Этот замысел не давал мне покоя, я не мог пройти мимо него и в общем-то его воплотил.
Каждый из нас может стать писателем, нам есть что сказать. О себе, о своих знакомых, бабушках или дедушках, но на своем опыте понял, что не дает это сделать слишком топкий и вязкий московский бэкграунд, мы здесь слишком много кому что должны, мы слишком обременены своими обязательствами, обещаниями, работой. Я очень люблю Москву, но знаю, что не напишу здесь ни строчки. Нужно было куда-то убежать.
Место, где я буду писать роман, определено было заранее. Как-то путешествуя по Хорватии, мы в Малом Стоне остановились перед какой-то маленькой гостиницей, и я подумал — вот, хорошо бы сюда приехать не в сезон и написать книгу. А один мой друг еще очень давно купил там домик с видом на море, и он сказал: «Нет уж, какая маленькая гостиница, я тебе не прощу, если ты не будешь делать это у меня». И в итоге 14 октября началась моя экспедиция. Я в день говорил в среднем три слова. Шел в лавку, покупал рогалик, говорил: една с сыром. И вечером говорил: брацена на жару. В ресторанчике, куда я ходил обедать, я заказывал рыбку на углях. И все. Все остальное время я работал. С собой я взял только несколько книжек, фильмы документальные, хронику и музыку той эпохи. И каждый день я эту музыку слушал, попивая вино, и смотрел на море с веранды. Так у меня в романе неожиданно появилась еще и музыка, 12 песен, которые я даже не планировал.
- Почему вы описываете в своей книге Берлин, а не Москву?
Это наверное детская травма. Немецкая тема у меня началась в сентябре 69-го. Когда я приехал от бабушки, родители объявили мне, что я буду теперь ходить в специальную немецкую школу. Я говорю: «Вы что с ума сошли?» В 69ом году к нам приезжали ученики из Германии по обмену, так старушки, услышав немецкую речь, плевались им в след, в памяти еще этот ужас стоял. Я учился, пока в 75 году по безвалютному обмену попал в немецкую семью в Дрездене. Я там жил две недели, и тут меня накрыло : я понял, что это явно моя страна, что я здесь давно в каком-то виде существовал, я понял, что этот язык я не учу, а вспоминаю — и с тех пор меня Германия взяла в оборот.
Так началось у меня 5-летнее погружение в эпоху. В это время я перечитал с полсотни книг — все подряд, биографии, автобиографии, историческую литературу. Я это все рассматривал только через призму моего сюжета. И конечно, прочитал я и автобиографию Лени, и все, что было о ней написано, посмотрел фильмы о ней и ее. Круг чтения был очень широк. От экономического труда «Гитлер инкорпорейтед» одного итальянского профессора-экономиста, живущего в Америке, где он убедительно доказывает, что англо-американская банковская система подготовила и спровоцировала обе мировые войны. Причем все это глазами банковского служащего — со всеми дурацкими диаграммами, выкладками, достаточно убедительно. Еще были толстенные исторические бестселлеры, которые только сейчас здесь появились. А с другого края — трэшевые книжки про Министерство пропаганды, про оккультизм в Третьем рейхе.
Песни, литература — это все не параллельные миры, это одно и то же, и опыт мне очень помог. Самое главное — внутри себя создать место для этого. Потому что когда мы погружены в повседневные дела, эти события настолько тебя заполняют, что ничего не остается, мы ничего не чувствуем, и ничего не может там зародиться. Всего один звонок — поговорил о работе пять минут, и снова надо выныривать обратно. Это как со сном — чтобы человеку заснуть, нужно время, а чтобы его разбудить — мгновение. И потом он уже не заснет долго. Плюс самое основное: в аэропорту, 14 октября, я стою в дьюти-фри, думаю, какую бы из бутылок купить. Звонок на мобильный — мой друг художник говорит: главное — не потерять ощущение внутренней свободы. Если не будет писаться — не пиши, отдохнешь хоть хорошо.
Все факты не удалось вместить в книге, поэтому многие интересные факты я выкладываю у себя нас странице в ЖЖ, в день я выкладываю то электрическую гитару-сковородку, которую я увидел в музее техники в Берлине, то информацию про первый изобретенный в мире ЭВМ, который изготовил Конрад Цузе, или например свингующая молодежь (у нас говорили: стиляги, пижоны послевоенные). Ведь мало кто знает, что в Германии это было до войны. Их называли «Свинг югант» или «свинг кидс» - неполитизированная организация, активная, но немногочисленная, которая противопоставляла себя организации «Гитлер югант». Они высмеивали их в своих куплетах. Эта эпидемия началась в Гамбурге. Портовый город. Появились несколько свинг-кафе, свинг-музыка, пластинки из-за рубежа. Мода: все носили двубортные костюмы, длинные брюки, из кармана должны была обязательно торчать английская газета. Эти кафешки назывались «Черчилль» и «Энтони свингерс» в честь премьер-министра Энтони Идена.
Так же обязательным атрибутом свинг кидс был зонт. Энтони носил зонт, поэтому они тоже носили зонт.
Каждые десять лет я меняю свою жизнь. Сначала я был музыкантом, потом стал музыкантом и продюсером, теперь я музыкант, продюсер и писатель. Я не хочу, чтобы вы воспринимали меня, как музыканта, написавшего книгу. Я писатель, говорю об этом без ложной скромности, откройте книгу и вы сами это поймете. В голове есть замысел второго романа. Это Москва 1962ого года. Там ни слова не будет о музыке. Книга будет построена на интриге, большего пока сказть не могу. Собираюсь работать над книгой 2 или 3 года, собираюсь встретиться с людьми, которые жили в то время или даже внедриться в некоторые организации.
Первая книга Олега Нестерова «Юбка» – роман о том, что рок-музыка была изобретена в предвоенной Германии с легкой руки Лени Рифеншталь и под личным контролем Гитлера...
- Как вы чувствуете себя в роли писателя?
Это один из самых распространенных вопросов, которые мне задают в последнее время, как ты, Олег, известный музыкант, продюсер, с чего вдруг ты стал писателем? На этот вопрос я отвечаю так: есть в мире вещи, мимо которых я не могу пройти. Либо это мелодии, которая придет мне в голову и станет песней, либо краснодарская девочка Маша по фамилии Макарова, которую я случайно нахожу в Краснодаре и понимаю, что мне теперь нужно познакомиться с ее песнями, так появляется проект «Маша и медведи», или пять лет назад мне пришел в голову этот сюжет, не писательским словом скажу, наглый замысел. Этот замысел не давал мне покоя, я не мог пройти мимо него и в общем-то его воплотил.
Каждый из нас может стать писателем, нам есть что сказать. О себе, о своих знакомых, бабушках или дедушках, но на своем опыте понял, что не дает это сделать слишком топкий и вязкий московский бэкграунд, мы здесь слишком много кому что должны, мы слишком обременены своими обязательствами, обещаниями, работой. Я очень люблю Москву, но знаю, что не напишу здесь ни строчки. Нужно было куда-то убежать.
Место, где я буду писать роман, определено было заранее. Как-то путешествуя по Хорватии, мы в Малом Стоне остановились перед какой-то маленькой гостиницей, и я подумал — вот, хорошо бы сюда приехать не в сезон и написать книгу. А один мой друг еще очень давно купил там домик с видом на море, и он сказал: «Нет уж, какая маленькая гостиница, я тебе не прощу, если ты не будешь делать это у меня». И в итоге 14 октября началась моя экспедиция. Я в день говорил в среднем три слова. Шел в лавку, покупал рогалик, говорил: една с сыром. И вечером говорил: брацена на жару. В ресторанчике, куда я ходил обедать, я заказывал рыбку на углях. И все. Все остальное время я работал. С собой я взял только несколько книжек, фильмы документальные, хронику и музыку той эпохи. И каждый день я эту музыку слушал, попивая вино, и смотрел на море с веранды. Так у меня в романе неожиданно появилась еще и музыка, 12 песен, которые я даже не планировал.
- Почему вы описываете в своей книге Берлин, а не Москву?
Это наверное детская травма. Немецкая тема у меня началась в сентябре 69-го. Когда я приехал от бабушки, родители объявили мне, что я буду теперь ходить в специальную немецкую школу. Я говорю: «Вы что с ума сошли?» В 69ом году к нам приезжали ученики из Германии по обмену, так старушки, услышав немецкую речь, плевались им в след, в памяти еще этот ужас стоял. Я учился, пока в 75 году по безвалютному обмену попал в немецкую семью в Дрездене. Я там жил две недели, и тут меня накрыло : я понял, что это явно моя страна, что я здесь давно в каком-то виде существовал, я понял, что этот язык я не учу, а вспоминаю — и с тех пор меня Германия взяла в оборот.
Так началось у меня 5-летнее погружение в эпоху. В это время я перечитал с полсотни книг — все подряд, биографии, автобиографии, историческую литературу. Я это все рассматривал только через призму моего сюжета. И конечно, прочитал я и автобиографию Лени, и все, что было о ней написано, посмотрел фильмы о ней и ее. Круг чтения был очень широк. От экономического труда «Гитлер инкорпорейтед» одного итальянского профессора-экономиста, живущего в Америке, где он убедительно доказывает, что англо-американская банковская система подготовила и спровоцировала обе мировые войны. Причем все это глазами банковского служащего — со всеми дурацкими диаграммами, выкладками, достаточно убедительно. Еще были толстенные исторические бестселлеры, которые только сейчас здесь появились. А с другого края — трэшевые книжки про Министерство пропаганды, про оккультизм в Третьем рейхе.
Песни, литература — это все не параллельные миры, это одно и то же, и опыт мне очень помог. Самое главное — внутри себя создать место для этого. Потому что когда мы погружены в повседневные дела, эти события настолько тебя заполняют, что ничего не остается, мы ничего не чувствуем, и ничего не может там зародиться. Всего один звонок — поговорил о работе пять минут, и снова надо выныривать обратно. Это как со сном — чтобы человеку заснуть, нужно время, а чтобы его разбудить — мгновение. И потом он уже не заснет долго. Плюс самое основное: в аэропорту, 14 октября, я стою в дьюти-фри, думаю, какую бы из бутылок купить. Звонок на мобильный — мой друг художник говорит: главное — не потерять ощущение внутренней свободы. Если не будет писаться — не пиши, отдохнешь хоть хорошо.
Все факты не удалось вместить в книге, поэтому многие интересные факты я выкладываю у себя нас странице в ЖЖ, в день я выкладываю то электрическую гитару-сковородку, которую я увидел в музее техники в Берлине, то информацию про первый изобретенный в мире ЭВМ, который изготовил Конрад Цузе, или например свингующая молодежь (у нас говорили: стиляги, пижоны послевоенные). Ведь мало кто знает, что в Германии это было до войны. Их называли «Свинг югант» или «свинг кидс» - неполитизированная организация, активная, но немногочисленная, которая противопоставляла себя организации «Гитлер югант». Они высмеивали их в своих куплетах. Эта эпидемия началась в Гамбурге. Портовый город. Появились несколько свинг-кафе, свинг-музыка, пластинки из-за рубежа. Мода: все носили двубортные костюмы, длинные брюки, из кармана должны была обязательно торчать английская газета. Эти кафешки назывались «Черчилль» и «Энтони свингерс» в честь премьер-министра Энтони Идена.
Так же обязательным атрибутом свинг кидс был зонт. Энтони носил зонт, поэтому они тоже носили зонт.
Каждые десять лет я меняю свою жизнь. Сначала я был музыкантом, потом стал музыкантом и продюсером, теперь я музыкант, продюсер и писатель. Я не хочу, чтобы вы воспринимали меня, как музыканта, написавшего книгу. Я писатель, говорю об этом без ложной скромности, откройте книгу и вы сами это поймете. В голове есть замысел второго романа. Это Москва 1962ого года. Там ни слова не будет о музыке. Книга будет построена на интриге, большего пока сказть не могу. Собираюсь работать над книгой 2 или 3 года, собираюсь встретиться с людьми, которые жили в то время или даже внедриться в некоторые организации.
