Сергей Соловьёв – один из наиболее известных современных отечественных кинорежиссёров, автор культовых фильмов «АССА», «Чужая Белая и Рябой», «Чёрная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви», «Дом под звёздным небом», «Три сестры», «Нежный возраст» и др. В настоящее время закончил работу над фильмами «Анна Каренина» и «АССА-2». Лауреат множества российских и международных премий (Венеция, Сан-Себастьян и т.д.).
1 том «Начало. То да сё…»:
В первый том будущей трилогии текстов режиссёра и сценариста Сергея Соловьёва («АССА» и другие произведения этого автора») вошли воспоминания о родственниках, друзьях и коллегах, дамах сердца, детской влюбленности и первом настоящем чувстве (главы «Детство», «Учёба во ВГИКе», «На Мосфильме», о Тарковском, Сокурове, И.Шварце, И. Смоктуновском). В этой мемуарной прозе совершенно нет пафоса. Это подробности жизни удачливого человека, которому есть, чем похвастаться, и о чем грустить, - тоже найдётся.
2 том «Ничего, что я куру?»:
Второй том воспоминаний кинорежиссера Сергея Соловьева («АССА» и другие произведения этого автора»)– о «взрослой» жизни в кино. Первые шаги пройдены, уроки выучены, освоение профессии продолжается в Москве, под Москвой, в Колумбии, в Японии – и далее везде. В этой мемуарной прозе совершенно нет пафоса. Это подробности жизни удачливого человека, которому есть, чем похвастаться, и о чем грустить, - тоже найдётся.
Сергей Александрович Соловьев:
Хорошо, что мы сегодня собрались здесь с Вами, потому что сейчас в новой Москве, маленькие живые островки нормальной жизни концентрируются в небольшом количестве мест, в частности в книжных магазинах. Встреча здесь с Вами для меня гораздо приятнее, чем, да простит меня моя профессия, в кинотеатрах, потому что там очень много случайных людей, а я еще с детских лет знаю, что в книжных магазинах случайных людей не бывает. Туда заходят те люди, для которых книга и все, что с ней связано — действительно какая-то настоящая жизнь, усвоенная генетически от старших поколений, которые понимали, что это за чудо, — книга. Мне недавно прислали проект нового интеллигентного журнала, это я говорю без всякой иронии, и в нем есть вставка о том, чего не будет к 2040ому году. Там перечисляется, в том числе, и книга. Мне кажется, что, не смотря на интеллигентность этого замысла, все-таки они сморозили глупость. Книга пережила такое количество человеческих безумств и несовершенств, что, я думаю, и в 2040ом и в 3040ом году книга останется, если мы не сойдем с ума и сами ее не погубим.
Все вы знаете, что такое современный телевизор и каким колоссальным свойством вселения идиотизма в жизнь людей обладает. Сегодня сутра я случайно посмотрел передачу, в которой рассказывалось о пожаре в библиотеке Академии Наук в Питере в 88ом или 91ом году. По-моему, это были совсем уж тупые годы в истории России, есть было нечего, пить было нечего, не хотелось ни на что надеяться, и вдруг рассказали, как весь Питер, такой нормальный человеческий Питер, спасал эти книги. Они приходили в библиотеку Академии Наук, брали раритетные книжные образцы, по 80-100 томов, пожилые люди, несли их к себе домой и утюгом проглаживали каждую страницу, чтобы спасти книги. Я никогда не слышал об этом, но думаю, что это равносильно тому, как вели себя питерцы в блокаду Ленинграда. Это тоже ничем необъяснимо: не будем есть ничего, встанем насмерть, но немцы в Ленинград не войдут.
Я очень благодарен издательству «Амфора», журналу «Сеанс» и, в частности, главному редактору журнала за то, что они заставили меня доделать эту книжку. Я бы, конечно, никогда не сподобился, не потому что не хотелось, а потому что лень. Это были разрозненные записочки, а они сказали: «Нет, сядь и сделай книжку». То, что эта книжка вышла — является для меня одним из самых главных событий в жизни, хотя ниже этажом продается много DVD с моими фильмами.
В декабре выйдет завершающий, третий, том.
Это совсем не книги воспоминаний. На полках магазина находится много воспоминаний людей, которых я знаю, кого-то лучше, кого-то хуже. Мне кажется, все уже вспомнили все, и мне добавить нечего, но была у меня в жизни одна вещь, о которой никто, кроме меня вспомнить не может. Случайно в моей жизни встретилось огромное количество выдающихся людей, которые полностью сделали меня. Я не могу про себя сказать, что я сделал себя сам. Ничего бы не было, не встреться мне на пути эти люди. Их знали все, их помнили все. Страна Россия — странная, понимаете. У нас такая склонность к забывчивости, причем к необъяснимой забывчивости. Забыть маму, папу, 17ый год, 41ый. Мне хотелось бы, чтобы хотя бы еще какое-то время люди помнили тех людей, о которых я говорил. Часть из этих людей — жива, часть — ушла из жизни, но представить себе свою жизни и жизнь современной России я не могу. Например, Геннадий Федорович Шпаликов, поэт, великий сценарист, великий драматург, человек величайшего достоинства, который в 37 лет ушел из жизни сам, будучи не в силах совладать с этим безумным молохом. Это Лев Оскарович Арнштам, выдающийся пианист. Это Исаак Иосифович Шварц, который жив, здоров, выдающийся композитор.
1 том «Начало. То да сё…»:
В первый том будущей трилогии текстов режиссёра и сценариста Сергея Соловьёва («АССА» и другие произведения этого автора») вошли воспоминания о родственниках, друзьях и коллегах, дамах сердца, детской влюбленности и первом настоящем чувстве (главы «Детство», «Учёба во ВГИКе», «На Мосфильме», о Тарковском, Сокурове, И.Шварце, И. Смоктуновском). В этой мемуарной прозе совершенно нет пафоса. Это подробности жизни удачливого человека, которому есть, чем похвастаться, и о чем грустить, - тоже найдётся.
2 том «Ничего, что я куру?»:
Второй том воспоминаний кинорежиссера Сергея Соловьева («АССА» и другие произведения этого автора»)– о «взрослой» жизни в кино. Первые шаги пройдены, уроки выучены, освоение профессии продолжается в Москве, под Москвой, в Колумбии, в Японии – и далее везде. В этой мемуарной прозе совершенно нет пафоса. Это подробности жизни удачливого человека, которому есть, чем похвастаться, и о чем грустить, - тоже найдётся.
Сергей Александрович Соловьев:
Хорошо, что мы сегодня собрались здесь с Вами, потому что сейчас в новой Москве, маленькие живые островки нормальной жизни концентрируются в небольшом количестве мест, в частности в книжных магазинах. Встреча здесь с Вами для меня гораздо приятнее, чем, да простит меня моя профессия, в кинотеатрах, потому что там очень много случайных людей, а я еще с детских лет знаю, что в книжных магазинах случайных людей не бывает. Туда заходят те люди, для которых книга и все, что с ней связано — действительно какая-то настоящая жизнь, усвоенная генетически от старших поколений, которые понимали, что это за чудо, — книга. Мне недавно прислали проект нового интеллигентного журнала, это я говорю без всякой иронии, и в нем есть вставка о том, чего не будет к 2040ому году. Там перечисляется, в том числе, и книга. Мне кажется, что, не смотря на интеллигентность этого замысла, все-таки они сморозили глупость. Книга пережила такое количество человеческих безумств и несовершенств, что, я думаю, и в 2040ом и в 3040ом году книга останется, если мы не сойдем с ума и сами ее не погубим.
Все вы знаете, что такое современный телевизор и каким колоссальным свойством вселения идиотизма в жизнь людей обладает. Сегодня сутра я случайно посмотрел передачу, в которой рассказывалось о пожаре в библиотеке Академии Наук в Питере в 88ом или 91ом году. По-моему, это были совсем уж тупые годы в истории России, есть было нечего, пить было нечего, не хотелось ни на что надеяться, и вдруг рассказали, как весь Питер, такой нормальный человеческий Питер, спасал эти книги. Они приходили в библиотеку Академии Наук, брали раритетные книжные образцы, по 80-100 томов, пожилые люди, несли их к себе домой и утюгом проглаживали каждую страницу, чтобы спасти книги. Я никогда не слышал об этом, но думаю, что это равносильно тому, как вели себя питерцы в блокаду Ленинграда. Это тоже ничем необъяснимо: не будем есть ничего, встанем насмерть, но немцы в Ленинград не войдут.
Я очень благодарен издательству «Амфора», журналу «Сеанс» и, в частности, главному редактору журнала за то, что они заставили меня доделать эту книжку. Я бы, конечно, никогда не сподобился, не потому что не хотелось, а потому что лень. Это были разрозненные записочки, а они сказали: «Нет, сядь и сделай книжку». То, что эта книжка вышла — является для меня одним из самых главных событий в жизни, хотя ниже этажом продается много DVD с моими фильмами.
В декабре выйдет завершающий, третий, том.
Это совсем не книги воспоминаний. На полках магазина находится много воспоминаний людей, которых я знаю, кого-то лучше, кого-то хуже. Мне кажется, все уже вспомнили все, и мне добавить нечего, но была у меня в жизни одна вещь, о которой никто, кроме меня вспомнить не может. Случайно в моей жизни встретилось огромное количество выдающихся людей, которые полностью сделали меня. Я не могу про себя сказать, что я сделал себя сам. Ничего бы не было, не встреться мне на пути эти люди. Их знали все, их помнили все. Страна Россия — странная, понимаете. У нас такая склонность к забывчивости, причем к необъяснимой забывчивости. Забыть маму, папу, 17ый год, 41ый. Мне хотелось бы, чтобы хотя бы еще какое-то время люди помнили тех людей, о которых я говорил. Часть из этих людей — жива, часть — ушла из жизни, но представить себе свою жизни и жизнь современной России я не могу. Например, Геннадий Федорович Шпаликов, поэт, великий сценарист, великий драматург, человек величайшего достоинства, который в 37 лет ушел из жизни сам, будучи не в силах совладать с этим безумным молохом. Это Лев Оскарович Арнштам, выдающийся пианист. Это Исаак Иосифович Шварц, который жив, здоров, выдающийся композитор.
