– Сложно ли создавалась эта книга? Ведь все драматические события, описанные Вами, надо было снова пропустить через сердце…
– Когда маму арестовали, и мы попали в Бутырку, я и ходить-то еще толком не умел. Поэтому все эти воспоминания, скорее, со слов матери. Теплушки, этапы... К счастью, какие-то мамины записи сохранились. Более-менее отчетливо я себя помню уже после освобождения из лагеря, когда нам позволили жить на поселении, в ссылке, без вооруженной охраны. Хотя я сам часто удивляюсь: неужели возможно что-то запомнить в два года? Но воспоминания, которые хранишь в себе сам, конечно, ярче, чем воспоминания со слов матери.
– Как появилась идея написать эту книгу? Вам кто-то посоветовал, настоял? Или Вы сами почувствовали в этом необходимость?
– Я видел книгу моего дяди Асафа Михайловича Мессерера. Она очень интересная. В ней масса любопытных деталей. Потом вышли воспоминания Суламифи Михайловны Мессерер. Затем появилась книга моей сестры Майи. В итоге я некоторое время «ждал в очереди». У меня просто возникла потребность поделиться своим опытом и впечатлениями.
– Как Вы считаете, возможно ли сегодня появление плеяды подобных звезд, которые «взошли» на артистическом небосклоне в России, Европе, Америке в 1930–1960-е годы? Или такую культурную вспышку надо еще очень долго ждать?
– Важно быть начинателями чего-либо. Например, Юрий Гагарин. Он – герой эпохи. Но Гагарин просто находился в кабине аппарата, облетевшего Землю. Зато в космосе он был первым. И этого не отнять. Когда ты – пионер нового дела, тебе легче, так сказать, прославиться. Какое-то время балет находился в запущенности. После революции Ленин даже хотел закрыть Большой театр. А потом снова началось возрождение, связанное с именами Екатерины Гельцер, Василия Тихомирова. Они были у истоков. А мне повезло, что я был у истоков Кубинского балета.
– В Вашей книге описывается уникальный случай: Вы, будучи советским гражданином, приехали на гастроли в Советский Союз в составе кубинской балетной труппы. Наверное, в истории искусств – это единичный претендент?
– Да, но в хоккее подобное сегодня происходит чаще. Согласен, это – исключительный момент. И похожих эпизодов в моей жизни было немало.
– Десять лет работы на Кубе… Вы не жалеете, что променяли карьеру в России на работу в очень далекой, экзотической стране?
– Не только не жалею, но и благославляю свой выбор! Мне было очень интересно и радостно вырваться из «армии» замечательных артистов, которые работали в Москве, и начать свой самостоятельный путь в другой стране. Хотя дело я выбрал очень непростое. Я приехал на Кубу, когда там не было ничего: доллар в государстве на тот момент перестал циркулировать, и много талантливых танцовщиков просто разбежались по разным странам. Платить им было нечем. Пришлось все создавать на пустом месте. Нужно было набирать новые составы. Приходилось даже приглашать танцовщиков из кабаре, полупрофессионалов. Они умели танцевать только румбу. Их пришлось учить классике. Одновременно с этим создавалась фундаментальная школа, в которой обучались с детства.
– Трудно представить, насколько тяжело, практически с нуля начать создавать новую школу…
– Да, было немало проблем. Особые трудности возникли с привлечением в школу мальчиков. При их-то кубинском мачизме! В патриархальных семьях даже заикнуться нельзя было о том, что сын пойдет танцевать в балет. Что вы! Пришлось набирать учеников в сиротских домах. Там воспитывались ребята, которые не страдали никакими предубеждениями. Но в итоге, благодаря нашим стараниям, на Кубе появилось целое поколение замечательных танцовщиков, прославившихся на весь мир. И теперь, когда я вижу их, возглавляющих труппы в разных странах, я понимаю, что эти десять лет были потрачены не зря.
– Как Вы считаете, сегодня искусство в целом и балет в частности могут служить дипломатическим инструментом, как это было раньше в эпоху Вана Клиберна и Майи Плисецкой?
– Артисты всегда были посланцами доброй воли. Даже при царе. Кстати, во время Карибского кризиса я с труппой Большого театра гастролировал в Чикаго, рискуя попасть под советскую ядерную бомбардировку. А искусство и спорт всегда использовали как средство дипломатии. Помните, даже был такой термин «пинг-понговая дипломатия»? Он появился, когда китайцы и американцы после периода страшной взаимной агрессии стали устраивать состязания в пинг-понг. Ну и в артистическом мире то же самое происходило: нас посылали в нужный момент, чтобы смягчить международную напряженность. Я помню, солист Большого театра Михаил Лавровский на приеме у Кеннеди эффектно произнес: «Пусть этот лед, который тает в нашем шампанском, будет последним льдом холодной войны». Всякая вражда – это просто непонимание, просто нехватка толерантности. Яркий пример такого непонимания – слово «немец». Им называли иноязычного человека: он якобы был немым, то есть не умел нормально говорить. Но когда преодолевается языковой и культурный барьер, дипломатические отношения устанавливаются гораздо легче.
– В Вашей книге упомянуты, но не акцентированы «звездные» скандалы. Хотя артистическая жизнь ими нашпигована. Вы сознательно отстранились от этого?
– Я всегда считал, что все эти «копания в грязном белье», передряги в человеческих отношениях очень сильно портят артистам жизнь. Нам показывают бездарные телепередачи, в которых известные люди ругаются, вскакивают с диванчиков и вцепляются друг в друга. Но это же позор! Поэтому я старался не лезть в эту сферу. Да, я наблюдал ужасные ситуации. Но что делать? Такая жизнь в мире искусств. Почитайте роман «Театр» Сомерсета Моэма. В нем все описано. Это – классика. Алгоритм отношений в книге изображен тот же самый. Но если зацикливаться на этом, то не увидишь главного, чем ценно искусство.
– Вы наверняка сами прочитали немало биографических книг – воспоминаний, жизнеописаний. Что бы Вы порекомендовали из этого ряда?
– Все надо читать. Особенно сегодня, когда сняты запреты и позволяется публикация таких вещей, которые раньше цензура запрещала. Читать надо все, чтобы создать свое мнение, суждение и не попасть под влияние «легендоделателей». Меня очень обижает и расстраивает, когда на «пустом месте» сочиняется какая-то легенда. Это всегда, всю жизнь было: преувеличение, гиперболизация каких-то событий приводит к такому «мифотворчеству». Вспомните историю про Давида и Голиафа. Никто же не знает, какая у них была разница в росте. Но считалось и считается по сей день, что маленький Давид победил гиганта Голиафа. А может, у них разница в росте – десять сантиметров.
– Вы описываете жуткие вещи. Ваше младенчество прошло в тюрьмах и в лагерях. Родители были репрессированы. Но Вы все-таки выступали на сцене правительственного Большого театра. Вам, наверно, приходилось делать моральные усилия, чтобы заставить выйти на нее?
– Я в своей книге пишу о том, как я пожимал руку Молотову, подпись которого стояла в приказе о расстреле моего отца. А потом мне еще пришлось перед ним танцевать. Это такая парадоксальная коллизия событий. Но я, правда, тогда не знал о том, какие документы Молотову приходилось подписывать. Однако искусство ни в чем не виновато! В гитлеровской Германии замечательные артисты танцевали, играли и пели перед нацистами. Да, был и такой момент. Не всем удавалось проявить гражданский героизм, чтобы отказаться выступать. Некоторые уезжали. А многие, кто остались, благоговели перед властью. Мы тоже, маленькие дети и подростки, благоговели перед появлением Сталина среди зрителей.
– Если стоять на сцене лицом к публике, Сталин с левой стороны или с правой сидел в своей любимой ложе?
– С правой. Слева – директорская ложа, а справа – правительственная. Помню, мы танцевали, а из-за занавесочки выглядывали его усы. Тогда я тоже не знал, что он – злейший тиран, которого, к сожалению, сейчас многие прославляют. Я начал выступать в Большом в 1949-м. То есть наши детские выходы на сцену часто совпадали с посещаемыми Сталиным спектаклями. Мы его видели. Хотя нам инструкторы говорили: «Не глазейте, не пяльтесь туда!». С кремлевскими обитателями мы сталкивались не только в Большом театре. Моя семья жила в Щепкинском проезде за театром. И мы видели все правительственные машины, которые подъезжали к Большому. Хотя гэбисты нас гоняли, но мы наблюдали из двора, кто из какой машины выйдет. Все это было пережито… И визиты Сталина в Большой, и военные аэростаты, и бег в бомбоубежище, и правительственные машины.
Беседовал Владимир Гуга
Источник: Журнал «ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ. Навигатор в мире книг», № 5, 2018
http://chitaem-vmeste.ru/interviews/azarij-plisetskij-artisty-vsegda-byli-poslantsami-dobroj-voli
