В сфере интересов кинорежиссера не только произведения классиков, но и книги современных писателей: недавно он выпустил сериал «Ненастье» по роману Алексея Иванова. жанры, сюжеты и времена меняются, но во всех картинах есть особая волнующая интонация, особая нота, приправленная тонким юмором и попадающая прямиком в сердце. Урсуляк всегда снимает то, что ему интересно, однако не всем желаниям было суждено сбыться. есть книги, которые идут с ним через всю жизнь, однако так и не увидели своего экранного воплощения. Об этом и многом другом в своих отношениях с литературой он рассказал в нашем интервью.
– Сергей, вы рано начали читать?
– Очень рано. В детском саду воспитательницы уходили пить чай, оставляя меня с одногруппниками, которым я читал сказки. Было мне тогда четыре-пять лет. А сначала, конечно, папа с мамой читали мне вслух. Началось все с Сергея Михалкова и Агнии Барто. Потом были «Приключения Буратино» Алексея Толстого, дальше – «Волшебник Изумрудного города» Александра Волкова, «Кортик» и «Бронзовая птица» Анатолия Рыбакова, и, естественно, «Незнайка» Николая Носова. Я был очень читающим мальчиком.
– Почему-то мне кажется, что вы не могли пройти мимо «Денискиных рассказов» Драгунского. Я часто смеясь повторяю фразу оттуда, которую мама говорила Дениске: «Тайное всегда становится явным»…
– Это замечательная вещь, которую я очень люблю и читаю до сих пор. Она ностальгическая, тонкая, нелинейная, очень нежная, подходит и для взрослых, и для детей. И фраза эта очень верная. Потом в моей жизни появилась Астрид Линдгрен с «Карлсоном» и «Пеппи Длинныйчулок». Когда стал постарше, где-то лет в десять, увлекся «Тремя мушкетерами» Дюма. Потом эту книгу много раз перечитывал.
– Был герой, которому вы особенно симпатизировали, подражали ему или ассоциировали себя с ним?
– Подражал вряд ли, хотя мне нравились Том Сойер и Атос из «Трех мушкетеров». Как я мог себя ассоциировать с Атосом, когда жил в Магадане, а он в Париже? (Улыбается.) Ни с кем не отождествлял себя.
– Дочкам Саше и Даше вы читали эти же книги? А сейчас и внучкам уже, может быть?
– Конечно. Они слушали музыку, которую я люблю, и читали книги, которые мне дороги. А иначе на чем строить дальнейшее общение? И фильмы, которые я люблю, смотрели. Они в этом смысле очень хорошо подкованы, могут разговаривать с человеком моего поколения абсолютно на равных. Но с течением времени я понимал, что какие-то вещи, очень советские, сейчас уже будут совсем непонятны моим внучкам в силу ушедшей эпохи, как, скажем, «Старик Хоттабыч» Лазаря Лагина, которого я очень любил.
– А что вам больше всего нравилось у Носова?
– Вся трилогия про Незнайку, а больше всего «Незнайка в Солнечном городе». «Незнайка на Луне» нравился меньше, но, как ни странно, сейчас это наиболее актуальная вещь. Совсем недавно я купил младшей внучке, ей два с половиной года, «Избранные рассказы о Незнайке». Она мало что понимает, думаю, но читаю я ей с удовольствием и она внимательно слушает. Недавно перечитывал его замечательную повесть «Витя Малеев в школе и дома», я ее тоже очень любил. Но опять же думаю, что это ушедшая вещь. А вот рассказ Носова «Живая шляпа» читал два дня назад младшей внучке. «Мишкину кашу» и «Дружка» помню хорошо, это прекрасные рассказы, а сейчас заново все это осваиваю с огромным удовольствием. Помню замечательную книжку Юрия Томина «Шел по городу волшебник». Потом даже фильм сняли про мальчика, который переламывал спичку, загадывал желание, и оно исполнялось – «Тайна железной двери». На меня эта книжка произвела большое впечатление. В подростковом возрасте очень любил Анатолия Алексина. У него много хороших вещей – «Мой брат играет на кларнете», «Очень страшная история» и другие.
– А современную детскую литературу вы знаете?
– Думаю, что мои внучки уже хорошо знают Гарри Поттера, потому что они были в Англии, специально ездили туда, где все это происходило, где снималось, в эту школу Хогвартс, накупили всяких сувениров, но это уже не мое.
– Влюблялись ли вы в каких-нибудь героинь в детском или юношеском возрасте?
– В детстве мне нравилась Бекки Тэтчер из «Тома Сойера», а позже, пожалуй, уже не назову девочек из книжек, которым я симпатизировал. В «Щуке» мне уже конкретные девочки нравились. (Смеется.) Это перестало быть эфемерным.
– Во время учебы в Щукинском училище кого из героев вы выбирали для самостоятельных отрывков, потому что мечтали их сыграть?
– В училище одной из самых удачных работ была моя инсценировка, где я и ставил, и играл, по повести Виктории Токаревой «Ехал Грека». Я очень люблю Токареву до сих пор. И это был мой большой успех в училище. Валерий Фокин потом поставил эту историю на телевидении, но это было позже, чем я ее сделал. Именно в училище увлекся Юрием Трифоновым, и именно там родилось в первый раз желание поставить «Долгое прощание». Я люблю его «Дом на Набережной», мне очень нравился роман о русских народовольцах «Нетерпение», он выходил в серии «Пламенные революционеры». В Щукинском училище у нас был двухчасовой перерыв между занятиями, в это время у меня был обязательный обход книжных мест. Сначала я шел в Московский Дом Книги, потом на тогдашнюю улицу Герцена, ныне Большую Никитскую, в магазин «Книги», где был отдел про театр и кино, а потом обходил один за другим все четыре букинистических магазина на Арбате. Очень неплохой книжный отдел был и при СТД на Страстном бульваре, но это уже позже.
– А библиотеки вы посещали?
– Конечно. Библиотеку искусств, недавно я там был и покаялся, что спер у них книжку. Когда готовился к Горькому, из полного собрания сочинений взял том с вариантами и черновиками пьесы «Дачники», да так и не вернул. Она у меня осталась. Был замечательный читальный зал ВТО, который выходит одним боком тоже на Страстной бульвар.
– А во время службы в «Сатириконе» какое место занимала ваша литературночитательская жизнь?
– Огромное. Я точно так же в Ленинграде обходил все четыре или пять букинистических магазинов и Дом книги. Начинал со Староневского, там был «Букинист», потом шел на Литейный, по дороге заходил во Дворец искусств и направлялся в Дом книги на Невском. Через улицу Марата, где тоже был букинистический магазин, возвращался обратно. А еще нам в театре благодаря Аркадию Райкину давали дефицитные книги. Приходил список, где значилось, например, «Киноповести Володина» – два экземпляра, еще чего-то два, один экземпляр того-то, и артисты между собой разыгрывали эти книги раз или два в месяц. Потом ты должен был идти в магазин ВТО и выкупать эти книжки. Так что у меня очень большое количество книг оттуда. В частности я так Володина выиграл. А когда мы ездили на гастроли в какую-нибудь деревню, где обязательно был книжный магазин, все бежали туда из автобуса наперегонки, чтобы первыми успеть схватить самую ценную книжку. И я помню, как мы с Мишкой Ширвиндтом в какой-то деревне в книжный вбежали одновременно, я схватил первый том Трифонова, а он – четвертый. И мы долго ругались, кому достанется все собрание сочинений, но потом все-таки сошлись на том, что поскольку первый том главнее, я могу забрать все. Так у меня это издание и стоит. А в 1980 году я поехал на гастроли с театром в Будапешт, где в Доме русской книги оставил огромную часть денег. Купил там и Платонова, и Булгакова, чемодан вез обратно неподъемный. Тогда действительно лучшим подарком была книга.
– Не было ли у вас периода увлечения поэзией?
– Увлечения нет, я поздновато к ней пришел и не могу сказать, что такой уж ее знаток. Но поэзию люблю, и она на меня производит иногда очень большое впечатление. Мои авторы – это Пастернак, Самойлов, Левитанский, Тарковский, Твардовский, Маяковский, Цветаева. И Пушкин, конечно же.
– В каком виде вы сейчас читаете книги?
– В обычном. В электронном не очень люблю читать. К сожалению, стал хуже видеть, это мешает, но что делать… Каждый раз, заканчивая картину, я перечитываю, может быть кусками, тех авторов, которых назвал. Не знаю почему. Сейчас передо мной лежит та же Виктория Токарева. Недавно я ее читал, причем это не новая Токарева, а 1970-х годов.
– Припоминаю, что не раз в поисках материала для нового фильма вы ходили по книжным магазинам…
– Не совсем так. Закончив картину, я иду в книжный и покупаю все интересное, что вышло за год. Обычно это пять-шесть книг, с которыми уезжаю отдыхать. Так родилась картина «Ненастье» по роману Алексея Иванова. Я его купил и поехал читать в ряду других книг. Мне он понравился, и я предложил его поставить.
– И кого вы открыли для себя за последние два-три года?
– Того же Иванова, Захара Прилепина, Водолазкина. Это не значит, что собираюсь их ставить, но я с ними познакомился. Они мне нравятся, но мое «нравится – не нравится» сейчас носит более практический характер. Сейчас все спокойнее. Сильнейшие очарования были в юности, а сейчас уже просто понимание, что это очень хороший писатель, это хорошо, а то не очень, а это хорошо, но не годится для постановки.
– Что из советской драматургии ваше?
– Леонид Зорин прекрасный драматург, чего стоит хотя бы «Варшавская мелодия», Александр Володин, безусловно, хотя он больше кинодраматург, его киноповести одна другой лучше. Есть прекрасные пьесы и у Алексея Арбузова, «Иркутская история» мне очень нравилась, у Михаила Рощина замечательные пьесы. У Константина Симонова интересная драматургия и отличная проза, кстати говоря. Я его тоже очень люблю. А из русской драматургии конца XIX – начала XX века наиболее интересен для меня Горький.
– Какие фильмы или спектакли, на ваш взгляд, сняли или поставили равнозначно великому первоисточнику?
– Я считаю, что есть вещи, за которые долгие годы еще точно браться не надо. Например, за «Войну и мир» после Бондарчука. Это великая картина. «Живые и мертвые» Столпера – тоже картина, которую лучше не трогать. После Никиты Михалкова не нужно браться за «Обломова». А вот «Анну Каренину» можно делать еще многократно. Достоевского можно экранизировать еще не раз, как и Гоголя, хотя Гоголь очень сложен для постановки.
– Мне кажется, что вы прекрасно могли снять и Володина, и Токареву, где есть и трепет, и юмор, и самоирония. Почему же этого не происходит?
– Потому что все бывает как бывает. Достаточно того, что я их регулярно читаю и перечитываю. (Улыбается.)
– Но еще не вечер…
– Не вечер, но уже повечерело. Так что посмотрим.
– Банальный, но сакраментальный вопрос: Толстой или Достоевский?
– Толстой. Для меня в Достоевском есть некоторая чрезмерность, которая несколько пугает. Но я очень люблю юмор Достоевского, странный и мрачный. Люблю его небольшие вещи, тот же «Дядюшкин сон», «Игрока».
– А Толстой для вас – это прежде всего что?
– Конечно же, «Война и мир».
– Болконский или Безухов?
– Не знаю. В разное время было по-разному. Сейчас, наверное, уже Болконский. Причем уже старик Болконский. (Улыбается.)
Интервью: Марина Зельцер
Электронная версия материала, опубликованного в № 6 журнала «Читаем вместе» за июнь 2019 года
