То, что вы прочтете ниже, – мысли вслух, размышления, разъяснения знаменитой писательницы. Улицкая говорит о важных моментах собственной жизни, о том, что видит вокруг и какие из этого делает выводы, чему отдает предпочтение и что не приемлет.
О муках творчества
Мое нормальное состояние – писать рассказ. Двадцать страниц. В понедельник начал, в пятницу закончил – и свободен. В субботу и воскресенье гуляешь. Когда же ввязываешься в большую работу, подчиняешь ей всю жизнь. Это дико тяжело. Мое устройство, психологическое, это устройство человека, бегущего на короткие дистанции. То есть быстро и очень стараясь. С романом таким способом работать нельзя. А другого я не знаю. Поэтому всякий раз получается дикое перенапряжение сил и появляется ощущение, что добежать не сможешь. Прекрасно помню: когда заканчивала одну большую книжку, в последнюю неделю у меня было именно такое чувство. Я переходила улицу и внимательно смотрела, чтобы меня машина не сшибла. Очень боялась, что не успею закончить… В общем, галерный рабский труд.
О нежелании взрослеть
В животном мире есть такое явление, которое называется неотения, наблюдается не только у насекомых, но и у земноводных. Это когда особь еще не достигла конечной стадии взросления, но уже размножается. И не подозревает о том, что она не взрослая – ведь потомство же есть! Такова сегодняшняя генерация людей. Имею в виду не только русских – всех! Это очень интересно и не на сто процентов негативно. Это явление надо изучать. Взять поколение Пушкина, ребят, которые вошли в историю как «архивные юноши». Они окончили Лицей и в 17-18 лет пошли служить в министерства. Занимали высокие должности – были товарищами министров, главами департаментов. В 18 лет они оказывались более чем взрослыми – вождями нации! Сейчас это полностью и окончательно ушло из нашего обихода. Сегодня нами правят сорокалетние, не доросшие до взрослого состояния люди. Мы время от времени наблюдаем по телевизору: у них все повадки мальчиков, хотя они далеко не мальчики. Так почему же люди не хотят взрослеть? Ответа я не знаю… Когда-то это явление я назвала эффектом Питера Пэна – помните мальчика, который желал оставаться одиннадцатилетним? Так вот сейчас огромное количество взрослых хотят оставаться детьми. С одной стороны, это замечательно: нет усталости от жизни, нет старческого занудства, ты все время молод душой. Но одновременно ты не принимаешь на себя ответственности. Где-то есть старшие, которые за тебя отвечают, а ты – нет. То есть это состояние очень двойственно. Такая метафора современного человечества. Цивилизация жаждет быть молодой – красивой, успешной, удачливой. ЖИЗНЬ ПОТРЕБЛЯТЬ – это самое существенное. Ведь молодое существо не думает о том, что надо что-то производить, созидать. Оно стремится съесть, выпить, купить – потребить…
Как пробиться молодому писателю
Моя история мало кого вдохновит, потому что первая книжка у меня вышла, когда я уже отметила пятидесятилетие. Я была человеком с улицы и все, что приносила в редакции, мне регулярно отправляли обратно. Замечательна история первых рассказов. Я их аккуратно разослала в пять толстых журналов. Происходило все в 1989 году. И получила ровно пять отказов. Зато какой-то маленький рассказик напечатал журнал «Крестьянка». Я до сих пор им благодарна. Вообще, знаете, когда тебя первый раз публикуют и ты видишь свое напечатанным типографским шрифтом, это очень сильное переживание. У меня дома лежит папка, в которую я складывала первые рецензии – маленькие бумажечки, на которых написано «Улицкая». Сегодня вспоминаю с улыбкой, но для молодого автора это безумно важно… Потом журнал «Огонек» напечатал рассказ «Бронька», потом – «Новый мир», «Октябрь»… Помню, редактор «Нового мира» мне говорит: «А почему вы отнесли этот рассказ в “Октябрь”, а не к нам в “Новый мир”?» А я: «Да он у вас в шкафу уже три года пылится, отвергнутый…» В результате три из этих шести рассказов получили премии как лучшие рассказы года. Но это было уже в начале 1990-х. Да, очень трудно начинать, пробиваться. На это уходят годы, десятилетия. Но мне, должна сказать, повезло. Когда собрался первый сборник, я отдала его своей подруге, переводчице с французского, она работала тогда в Париже. Благодаря ей рукопись прочитали сотрудники издательского дома «Галлимар» и я получила в 1990-м году контракт из города Парижа! Ощущение было такое, что произошла какая-то ошибка. «Галлимар» никогда не печатает авторов, которые неизвестны у себя на родине. Случай с моей книгой – единственный за столетнюю историю этого крупнейшего издательства. Письмо с Луны меня меньше бы удивило! Так началось. А потом потихонечку стало развиваться.
«Вот книга — почитай»
Книги – это особенная материя. Любую сколько-нибудь значительную книгу не из разряда развлекательных надо донести. Необходимы посредники, которые взяли бы и вручили книжку детям, например. К сожалению, книги просто так с библиотечных полок сегодня никто не снимает. И тут мы снова натыкаемся на проблему взрослые – невзрослые. Вокруг – мир невзрослых. И независимо от того, детский это сад, армия или университет, везде огромное количество людей, которые требуют к себе особого отношения – педагогического. Им нужен библиотекарь, воспитатель, рассказчик, старший друг, который скажет: «Вот тебе книга – почитай». Но часто ли мы это делаем? Понимаете, недорабатываем мы. Мы – люди, которые в этой зоне культуры присутствуют. Хотя я знаю сотни библиотекарей, воспитателей, педагогов, готовых жизнь положить, чтобы как можно большее количество людей могло прочитать нужную книгу в нужном возрасте, в нужную минуту.
Почему в упадке поэзия
Во-первых, я не думаю, что это так. Конечно, 1960-е годы были в этом плане удивительными. Мы просто жили поэзией. В гораздо большей степени, чем в какое-то время до или после. Это был знак чудовищной духоты времени. Поэзия являлась тогда для нас «ворованным воздухом». Потом, когда железный занавес упал и мир раскрылся, оказалось, есть и другие радости. Можно, например, съездить в путешествие и вообще сделать много чего, что раньше было недоступно. Тут-то и обнаружилось, что поэзия не вот тебе необходима, и она потихонечку ушла в тень. Я не очень внимательно слежу за современной поэзией, но у меня есть приятель, который ею бредит и вообще спец, так вот он время от времени предъявляет мне образцы. Поэтому я знаю – поэзия есть. И я считаю: ничто так, как поэзия, не определяет дух времени. Наверное, еще музыка, но о ней еще труднее говорить.
О Бродском
Бродский – с моей точки зрения, безусловный гений. Мне было лет 18, когда он в перепечатанном виде впервые попал в мои руки. Мы были его читателями, мы следили за его судьбой – за ссылкой, за отъездом за границу. Это была важная для всех нас биография. Как любой гений, Бродский не принадлежит какой-то отдельной стране, и русский он лишь потому, что писал по-русски. И «отбивка» нашего поколения для меня шла по смерти Бродского. Это 1996-й год. Так я для себя определила. «Конец прекрасной эпохи». Не думаю, что скоро в России появится поэт такого масштаба. Как и Мандельштам, Бродский – с сильным космическим ветром внутри.
Что читают в метро
Недавно у меня было такое развлечение. Я ездила в метро и считала, сколько в руках у людей книжек, а сколько всяких технических средств. Примерно пополам, с легким преимуществом техники. Но каков характер чтения? Утром в метро – бесплатная газета и низкосортные журнально-газетные издания. Серьезной литературы мало. И вдруг вижу – девушка читает мою книгу. Очень даже хотелось оставить ей автограф – не посмела… Почему все так? Мы живем в рыночном мире. И это окончательно. Книги в нем такие же плохие, как и продукты, что мы покупаем. И так обстоят дела не только в России. Причина – наше многочисленство. Отрегулировать этот процесс можно только внутри себя. Каждый должен решить, согласен он с этим или нет. Лично. Других способов я не знаю.
Интервью: Марина Бойкова
Фото: Basso Cannarsa
Электронная версия материала, опубликованного в № 6 журнала «Читаем вместе» за июнь 2019 года
