- Камиль, как началась история с написанием твоей новой книги «Карантинный полубред, или Сказки на ночь для маленьких взрослых»?
- Во время локдауна мы с семьей переехали за город. И первое время, как и многих, нас забавляло перебирать старые вещи в доме, что-то выкидывать, отфильтровывать, а по сути ничего не делать (смеется). Затем, как любому творческому человеку, мне захотелось что-то записывать и выкладывать в инстаграм. Подумал, что буду читать красивым голосом сказки (смеется). Смотрю, а эта ниша уже занята, мои коллеги по цеху уже сидят в соцсетях за чтением каких-то произведений, в том числе сказок. Тогда я решил, что прикольно будет записать сказку как-то необычно, с моим видением. Первой придумалась «Красная шапочка», где героиня была маленькой террористкой (смеется), ходила в лес и откусывала лапки то у белочек, то у волка, и ее все боялись. Я записал эту сказку на видео и показал своей супруге Катерине с пометкой, что мол, по-моему, это бред полнейший и в мой адрес могут посыпаться отрицательные отзывы. Но она переубедила меня, сказав, что у меня получилась очень смешная сказка. В общем, я на свой страх и риск выложил ее в сеть. И сразу… шесть тысяч лайков, потом - десять и комментарии: «Продолжай, пиши!». Меня это взбудоражило, воодушевило, и я решил не останавливаться. Написал двадцать восемь штук с пометкой «Сказки для маленьких взрослых». А потом, услышав мои сказки, позвонила Людмила Соколова, сценарист и режиссер и сказала: «А давай книгу напишем, у меня есть знакомая Дарина Хвостова, которая выведет нас на издательство «Яуза». И это издательство под руководством генерального директора Павла Быстрова, прекрасного человека и профессионала, взялось содействовать мне. В результате получилась книжка, состоящая из трех частей: двадцать восемь сказок плюс истории из детства, юности, да и просто из жизни, и, конечно, с гастролей, включая несколько от моих друзей: Юрия Стоянова, Алексея Кортнева, Леши Бараца, и третья часть – стихи, куда ж без них. Так что, надеюсь, для каждого найдется что-то интересное.
- А как конкретно происходила работа над книгой?
- Ночью я выбирал тему, например «Аленький цветочек», и с утра придумывал какие-то репризы, неожиданные повороты, то есть вроде бы шел по сюжету, но что-то менял или добавлял от себя. Людмила Соколова стала редактором, и она сразу сказала, что будет только переводить в текст то, что я наговорю. Я читал, смотрел, все ли мои словечки на местах, или они вольно гуляют (улыбается). Но мой слог был сохранен, причем я бился в сказках за любую оговорку, которая прекрасно легла в текст. Потом я вспоминал разные истории, наговаривал их на диктофон и отправлял Людмиле. Мы подписали договор с издательством, что за четыре месяца, к ноябрю я сдам книгу. Затем к сказкам готовили красивые иллюстрации, и это заняло приличное время, так что к Новому году, как мне хотелось, или к 8 Марта выпустить книгу не удалось, вышла она в июне. И сейчас продается и в печатном виде, и в электронном, а в Литрес я еще записал аудиокнигу. Все интонации остались такими же, как и в тех сказках, что я записывал у себя в бане на биллиардном столе, хотя делалось это уже в студии. Кстати, им так понравилось мое прочтение, что мне предложили записать «Горе от ума», что я с удовольствием сделал. Так что, может быть, продолжу записывать книжки, к тому же звукорежиссер мне сказал: «Можешь сделать красивый плевок в историю» (улыбается).
- Камиль, а почему ты, имея склонность к сочинительству, не пишешь вместе с Лешей и Славой пьесы и сценарии для ваших спектаклей и фильмов?
- На самом деле, раньше мы вообще писали все наши сценарии впятером. Кто-то может коллективно заниматься этим, как Ильф и Петров, так же и ребята сидят втроем - Сергей Петрейков формирует правильные предложения, а Леша со Славой что-то придумывают, вспоминают истории. В общем, мы пришли к тому, что мы подаем какие-то идеи, а ребята уже доводят все до идеала. К тому же для этого нужно все время ходить на работу и писать, а мы с Сашей (Александр Демидов – прим. авт.) - менее усидчивые товарищи, нам лучше в это время где-то сняться или на телевидении что-то сделать. Мы поняли, что эту телегу могут собирать три человека, а Саша дополняет пьесы и сценарии своей поэзией (он пишет песни, и у меня есть пара) и своими мыслями автономно, я тоже что-то сочиняю. Кстати, скромно замечу, не выпячивая себя (улыбается), что название к картинам «Громкая связь» и «Обратная связь» тоже предложил я. В общем, пока такое распределение ролей комфортно всем нам. Наблюдая за развитием ребят как драматургов, вижу, что они растут от пьесы к пьесе. На мой взгляд, наш спектакль «В Бореньке чего-то нет», вышедший три года назад, — это серьезная по драматургии пьеса. Кстати, осенью на видеосервисе «Старт» выходит одноименный фильм. Сейчас ребята написали новую пьесу, и я опять вижу, как они прибавляют, не истощаются, значит, они еще не дошли до своего пика, не исписались, как иногда бывает.
- Удивительно, что твоя первая книга «СтихоТворения» была подарком пишущим друзьям и коллегам, а ты был только автором идеи и составителем…
- Да, я выступил автором идеи, но в книге есть и десять моих стихотворений. Я приглашал в нее своих друзей и знакомых, которые помимо своей основной профессии писателя, актера, режиссера или музыканта, еще и сочиняют стихи. Сам отбирал понравившиеся из присланных мне. Их в книге семнадцать человек. А вот вторая книга как раз была сольной и называлась «СтихиЯ», в ней опубликованы стихи, написанные мной с пятнадцати до пятидесяти лет. И вышла она к моему юбилею.
- Ты никогда никому не подражал вольно или невольно?
- Стишки я стал писать еще в школе, поначалу оттачивал лишь рифму, потом уже стал вкладывать смысл в них и еще задавал себе тему. Например, «Ода велосипеду»: «Круглые колеса…». В седьмом классе, помню, написал подражание «Евгению Онегину», используя пушкинскую строфу в четырнадцать строк, на которых построен роман. «Был для тебя я раньше парой, любил тебя, и ты меня. Теперь лишь стал простой забавой, а ты возвысила себя. Ты первая любви хотела, признаться сразу не смогла, но подходил тот верный час, когда любовь сближала нас. И вот однажды ночью темной с тобой мы встретились опять…» (смеется).
- А школьные сочинения тебе было интересно писать или скучно?
- Сочинения я любил, мне нравилось что-то эдакое придумывать, правда, они должны были писаться по клише, обязательно с эпиграфом, который можно было придумать или подсмотреть у Карла Маркса, Толстого… (смеется). Первые три класса я был круглым отличником, потом стал хорошистом, русский и литературу обожал всегда, и меня как татарина даже ставили в пример: «Вот смотрите, Камиль - не русский, а вы учитесь гораздо хуже, чем он». Но я и математику любил, вообще мне учиться нравилось, выуживать информацию в каких-то научных журналах, книгах. А читать нужно было обязательно, потому что тогда ты относился к себе с уважением (улыбается). Уже в школе я стал принимать участие в театральных постановках, в «Рыбаке и рыбке» играл старика. После восьмого класса поступил в волгоградский энергетический техникум, записался в студенческий театр миниатюр (СТЭМ) и научился правильно подавать материал. В школе на уроках литературы мне частенько снижали отметки из-за монотонного чтения стихов, говорили, что не хватает эмоций. А я стеснялся, думал, если с выражением декламировать «Мороз и солнце, день чудесный…», это просто выпендреж будет.
- Ты помнишь первую книгу, которую сознательно держал в руках сам и читал?
- У меня в голове осталось несколько ярких пятен. Помню, как я читал рассказ Льва Толстого «Лев и собачка» и очень переживал, потому что в конце собачка умирала, и лев обнимал ее и долго не давал забрать. А в конце было написано «и издох». И это на меня произвело сильнейшее впечатление. Запомнился рассказ о мальчике–лгуне, который все кричал «Волки, волки…», и последняя часть историй про «малышей» - «Незнайка на Луне». Я был записан в библиотеку, которая находилась по пути от дома в школу, и специально ходил за этой книжкой туда. А вот читальный зал я не очень любил. Помню, что моя сестра в девятом классе читала книгу о Гуле Королевой «Четвертая высота», а я был тогда в третьем, и она мне сказала: «Тебе еще рано». А мне это было интересно. Вообще я читал волнами, иногда, что называется, глотал книжки, а иногда не хотел и в руки их брать, потому что манила улица, мы во дворе много общались, лазали по деревьям, играли в футбол, зимой – в хоккей.
- А как тебе кажется, в Волгограде читали так же, как и в Москве?
- Волгоград – это все-таки провинциальный город, люди не очень много читали и такие имена как Солженицын, Набоков были большинству неизвестны. И книги не у всех дома были, даже то, что можно было достать: Дюма, собрания сочинений Пушкина, Лермонтова. Но у нас были книги и журналы. В какой-то момент я очень полюбил фокусы и читал журнал «Юный техник», а еще мы выписывали «Работницу» и «Здоровье», поэтому все знали про все болячки (смеется), а из «Работницы» брали какие-то рецепты или уроки макраме, то есть выуживали информацию откуда только было возможно. Мы, как и многие, прошли через пункты приема макулатуры. Естественно, я помню, что таким образом у нас появился Дюма - «Д’Артаньян и три мушкетера» и «Сорок пять», этот роман мне особенно понравился.
- Что изменилось с переездом в Москву в этом плане?
- Канал литературы приоткрылся, что-то можно было достать, что-то взять на одну ночь прочитать, того же Солженицына. Поступив в институт, мы так же ходили в читальные залы библиотеки, были у нас дисциплины «Зарубежный театр» и «Русский…», и по этим предметам нужно было читать массу литературы. Мы делились друг с другом впечатлениями от книг, и зачастую брали то же самое. Как нам сказал один старшекурсник, пока есть время, надо все впитывать, читать, смотреть, пробовать делать самому, потому что потом будет не до этого, а сейчас самая сладкая пора, когда нужно открыть чемодан и заложить туда все, что может пригодиться в дальнейшем, в том числе, литературу.
- У тебя есть писатели, которые как были любимыми, так и остаются ими сейчас?
- Чехов, наверное. Любовь к нему началась с легкой руки Марины Голуб. Она дала мне почитать толстенную книгу зеленого цвета с рассказами Чехова, которая, так случилось, у меня так и осталась как память о Марине. Я читал книгу вдоль и поперек, потому что Чехов очень прост и очень глубок, но он не заставляет тебя идти на эту глубину насильно, ты сам туда проникаешь. Пушкин - да, буду банален, он как поэт, безусловно, номер один для меня. Как писателя Льва Толстова отметил бы, бесспорно, хотя «Войну и мир» читать в юности было просто испытанием. Помню, у нас в техникуме педагог по литературе задавала прочесть несколько глав, а потом проверяла нас, причем очень жестко, спрашивала, к примеру: «А что стояло на рояле у Наташи Ростовой, когда она музицировала, а Пьер Безухов зашел в комнату?» И ты начинал мучительно вспоминать, что ж там было, а вспоминать было нечего, потому что роман-то читали по диагонали, между строк или через абзац. Что же там могло быть на пианино? Ноты. Могли быть? Могли. И ты смело говорил: «Ноты», а в ответ: «Не-е-т», оказывается, там лежали два яблока (смеется). С тех пор я уделяю деталям особое внимание и, читая книгу или смотря фильм, могу очень подробно описать ту или иную сцену.
- Какие герои восхищали тебе в детстве и юности?
- В детстве мне нравились произведения, в которых добро побеждало зло или герой был слабым, а потом становился сильным. Я обожал фильмы «Апачи», «Виннету – сын Инчучуна», «Оцеола вождь семинолов». У моей тети были всевозможные парики, я надевал один из них, с длинными волосами и представлял себя индейцем, бегал по двору и спасал всех. Позже, конечно же, восхищался мушкетерами, хотелось защищать слабых, женщин. Мы делали шпаги из деревянных сучков и веток, и я мнил себя, естественно, Д’Артаньяном. Мне очень нравилось придумывать истории и рассказывать их, декламировать стихи, но так как я был стеснительным, не всегда это мог сделать на публике, изображал их перед зеркалом в пустой комнате.
- Ухаживал ли ты когда-нибудь за девушками с помощью литературы?
Конечно, начиная с шестнадцати-семнадцати лет я писал какие-то посвящения девушкам типа: «Мы перед глупостью своей, что говорить, не устояли, попали крепко в сети к ней, как будто этого желали. Она кралась за часом час и приближалась незаметно, не думая совсем о нас, всегда казалась неприметной». Много и переживаний было, и стихов (смеется). Чтобы завоевать девушку, вспоминал все, что знал и из своего и не из своего творчества (улыбается), естественно, помогали Пушкин, Лермонтов и, безусловно, Есенин. В ходу были строки Есенина: «Ты меня не любишь, не жалеешь, разве я немного не красив? Не смотря в глаза, от страсти млеешь, мне на плечи руки опустив. Молодая, с чувственным оскалом, я с тобой не нежен и не груб, расскажи мне, скольких ты ласкала, сколько рук ты помнишь, сколько губ…» … Это очень красивая поэзия и читать ее приходилось частенько (смеется). А из своего работало, например: «Я боюсь в тебя влюбиться, потому что ты богиня, не любить тебя по силам только людям ненормальным. Ты подобна камертону, по которому сверяют звуки музыки волшебной, наслаждаясь чистотой» - такой белый стих про любовь.
- Были книги, перевернувшие твое сознание или очень повлиявшие на тебя?
- Чтобы что-то перевернуло сознание, я не помню. Я получал наслаждение от «Золотого теленка» и «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Мне очень хотелось подражать им, находить какие-то особые словечки. Уже взрослым я сразу влюбился в Акунина. И когда появились его произведения о Фандорине, читал их все взахлеб, и с выходом новой книги об этом герое тут же мчался покупать ее.
- Довлатов у всего «Квартета» – писатель номер один, как общий друг…
- О Довлатове я хотел сказать, ждал этого вопроса. Он тот автор, который на одной волне не только у наших ребят одесситов, но и у меня. Все его рассказы очень попадают, они очень настоящие: человечные и не выдуманные, скажем так. Что происходит и в наших спектаклях и картинах, ребята же пишут о том, что знают, озвучивают именно те мысли, которые мучают всех нас. И, конечно же, у Довлатова неповторимый юмор. Его книжка у меня рядом с Чеховым лежит, это настольная книга, скажем так. А вообще я очень выборочно читаю. В свое время познакомился с Пелевиным, Сорокиным, сейчас надо уже дойти до Водолазкина. Можно, конечно, говорить, что в очередной раз перечитал Зощенко или Достоевского, врать не буду, очень редко я что-то перечитываю из классиков, но иногда могу вернуться туда. Вот недавно Грибоедова записывал, получил колоссальное удовольствие, снова прочитал гениальное произведение «Горе от ума».
- Можешь назвать «своих» поэтов?
- Мне очень нравится Пушкин, причем с детства, а вот Лермонтов для меня более эстет, стоит чуть в сторонке. К Бродскому отношусь спокойно, хотя считаю его бесспорно талантливым и глубоким, но он скорее не мой поэт. Хотя, как я уже сказал, на столе в кабинете у меня лежит именно его книжка, так что не надо себя обманывать (смеется), Бродский все-таки велик. Есенин, безусловно, со мной. Из современных поэтов удивляет Вера Полозкова. Она очень талантливая, самобытная, я с ней лично знаком. Однажды сидели в ресторане с друзьями, и пришла Вера, начала читать, одно, второе, третье, я послушал, напитался и написал стихотворение «Типа Верочка» в ее стиле. А еще я участвовал в «пионерских чтениях», где в зале сидела Вера, я ее увидел и сказал: «Сделаю исключение, прочитаю это, может быть, тебе будет приятно». Она была сильно удивлена, и, наверное, восхищена (смеется), потому что приятно, когда на тебя пишут такую штуку: «Солнце взошло, и тень бесстыдно стала прятаться по закоулкам, как-то все пошло прозвучало в ушах и в коридорах от шагов твоих гулко. Вроде бы я знал, что обещала пробыть сегодня до рассвета, и дождь кивал, когда оставлял меня и тебя без ответа, и сигарета гаснет от прежних воспоминаний…». А как-то на гастролях я попал на идущую по телевизору программу о Белле Ахмадуллиной и просто застрял на ней. Был восхищен ею, хотя она не входит в список моих любимых поэтов. Но в тот момент я увидел грандиозную личность и, прочитав ее стихотворения снова, понял, что она невероятно одаренная поэтесса. У меня в сборнике есть стихотворение «Белле Ахмадуллиной».
- Ты снимался в сериале «Тобол» по роману Алексея Иванова. По его книгам были сняты фильмы «Географ глобус пропил» и «Ненастье». Читал ли ты что-то из его произведений до сьемок?
- «Тобол» мне очень понравился, но ничего другого из его произведений я не читал в силу нехватки времени. На мой взгляд, Иванов - очень крепкий автор. Конечно, книга более интересная, чем сериал, так частенько бывает, но и наш сериал - достойный, и мне за себя не стыдно.
- На карантине ты был только» чукча – писатель, но не читатель»?
- Я смеюсь, что на карантине прочитал одну книгу, но дважды. Это книга из моего детства, которую я читал детям на ночь - «Баранкин, будь человеком». Она очень глубокая, философская, хотя и безумно смешная, с прекрасными историями. В ней заложен огромный смысл – поиска пути к самому себе. Баранкин, пройдя через разные перипетии, понял, как здорово быть человеком. Детям книжка так понравилась, что я перечитал им ее дважды. А так как в карантин я больше уходил в сказки, то перечитывал оригиналы сказок. Нет, что-то я еще читал, у меня всегда под рукой Ильф и Петров, и Пушкин, в зависимости от того, где я нахожусь, в бане или в доме. В моем кабинете лежат в близком доступе издания: «Виденное наяву» Семена Лунгина, «Холмы» Иосифа Бродского, «Поэтический словарь» Квитковского, рассказы папы Леши Бараца Григория Бараца «Глоток хереса», он мне недавно подарил ее, и две книги директора Санкт-Петербургского отеля «Гельвеция» Юниса Теймур-Ханлы «Рум-сервис» и «Записки отельера» с историями о постояльцах его отеля, тоже подаренные мне.
- На отдыхе читаешь что-нибудь?
- На отдыхе мне всегда сложно читать. И я завидую нашим квартетовским ребятам, которые приезжают на пляж, ложатся в шезлонги, заказывают себе коктейльчик и берут книгу. И хотя можно с ними за компанию так же прилечь и почитать, но, отдыхая с семьей, я не могу сказать: «Дети, идите полчаса поплескайтесь, а папа почитает». Но в этот раз я взял с собой книгу «Записки отельера», и все было в тему. А детям читал «Робинзона Крузо», обращал внимание на какие-то интересные, давно забытые нюансы.
- Есть ли у тебя сейчас библиотека?
- Конечно, и время от времени ее пополняю. Как человек, который учит иностранные слова, разбрасывает везде: на холодильнике, на двери карточки со словами, так и у меня книжные заначки лежат в разных местах: в кухне, в ванной, в бане, в кабинете. В общем, куда ни зайди, везде есть, что почитать. А это очень хорошая тренировка для мозгов, интеллекта, общения в социуме. Бывало, читаешь что-нибудь и вдруг начинаешь говорить великим языком Шекспира, Пушкина, Байрона или Дидро и сам собой гордишься и восхищаешься (смеется).
Интервью: Марина Зельцер
