- Ваня, удается ли тебе между активной актерской жизнью, «Ледниковым периодом» и семьей хоть иногда держать в руках книжку, необязательно буквально?
- Случается. И я как раз в телефоне совершенно не умею читать, все-таки листы мне ближе. (Улыбается.) Как только у меня появляется свободная минута, стараюсь взять книгу, потому что литература требует сосредоточения, а это приносит успокоение. Нужно сесть и, не отвлекаясь, читать. С наслаждением. Но чаще я это делаю все же на бегу или в дороге. Недавно возил с собой на съемки «Трое в лодке, не считая собаки» и воспоминания Александра Ширвиндта «Опережая некролог», а сейчас со мной автобиографическая книга Агаты Кристи «Расскажи мне, как живешь».
- Как здорово, что ты читаешь такие легкие в хорошем смысле иронические вещи, как Джерома. Я так часто в последнее время слышу от твоих коллег, что они все больше увлекаются даже не художественной литературой, а философской и мотивационной.
- Это модно - мотивировать себя на что-то.
- Почему ж ты так отстал от модной жизни?
- Это точно (смеется). Но я насиловать себя в принципе не люблю, а с книгами у меня и так всегда было трудновато, я не особый чтец, хотя не скажу, что не получаю от этого удовольствия. Так как в последнее время у меня очень много работы, прошу свою жену Лину, чтобы она мне что-то посоветовала, а она всегда очень много читала и вообще любит учиться, что мне не свойственно. (Улыбается.) И она мне просто подкидывает книги, в том числе ту же «Расскажи мне, как живешь». Этот роман Лина давно искала, он был только в электронном виде, и моя мама где-то нашла его, заказала и привезла нам. А я тоже люблю Агату Кристи. Мама с Линой все время читают и делятся впечатлениями и от Томаса Манна, и от «Вина из одуванчиков»… Я пока до этого не дошел.
- А что у папы с книгами?
- Папа тоже достаточно много читает. И если я не ошибаюсь, недавно он прочел «Иосиф и его братья» Манна, правда, за несколько подходов. (Смеется.) Каждая книга в каждом возрасте читается по-разному. Например, «Три товарища» была моя любимая книга в подростковом возрасте, а сейчас она меня не так трогает, те проблемы не так интересны, потому что я их уже пережил. Недавно перечитал «Преступление и наказание» и посмотрел на роман совершенно с другой стороны, это было гораздо увлекательнее, нежели когда я познакомился с ним в школе, а потом глубже в институте.
- А почему вдруг перечитал?
- Просто подумал, что надо взять и почитать русскую классику. И сейчас проблемы романа мне кажутся гораздо более естественными, чем тогда, потому что тогда у меня не было никаких проблем. С точки зрения актера я мог бы понять, но как человек многое недопонял.
- А «Трое в лодке» ты сейчас перечитал?
- Конечно. Но раньше читал ее постольку поскольку, а сейчас с кайфом и даже открываю там какую-то жизненную философию.
- Ты читаешь одновременно две книги, связанные с Александром Анатольевичем Ширвиндтом, поскольку все помнят его роль в фильме «Трое в лодке...»
- Действительно, но так случайно вышло. Я давно купил эту его книгу, но только сейчас добрался, и она просто чудесная. Нам вообще стоит поучиться у Ширвиндта отношению к жизни. Он с юмором рассказывает об этом, а главное - понять между строк, что из любой дурной ситуации всегда есть выход, а частенько можно найти даже что-то положительное.
- И как быстро эти книжки читаются?
- Я все читаю очень медленно, причем с детства, вслух вообще так себе (смеется), только если это не сказки. Хотя того же Ремарка читаю захлеб, а его «Трех товарищей» когда-то просто проглотил. И с Ширвиндтом легко. У меня есть странность – я, чтобы остановиться в чтении, должен дойти до какой-то точки, например, конца главы. А у него очень правильное построение книги, там нет глав, есть истории, и ты можешь прочитать, сколько хочешь, а потом продолжить через месяц и тебе не нужно будет вспоминать, что этому предшествовало.
- Признаюсь, что я тоже никогда не могла остановиться посередине, даже в детстве родителям, отнимающим книгу перед сном, говорила, что дочитаю главу. Это что-то психическое, думаю я о себе, смеясь.
- Вот-вот, и я про то же, это какая-то психическая история (смеется), но я физически не могу бросить читать на середине листа, мне нужно какое-то окончание. А вот книгу Агаты Кристи тоже можно тоже открыть и закрыть в любой момент, и она тоже читается очень легко.
- А хорошие детективы, скажем, классические, тебе интересны или только Агата Кристи?
- Я не такой любитель детективов, хотя снимаясь в нескольких фильмах по Устиновой, конечно, ознакомился с ее книгами, а вот Агата Кристи мне интересна, потому что у нее была безумно насыщенная личная жизнь, и муж занимался раскопками, а она с ним много ездила. И я понимаю, что многие ее детективы навеяны этими путешествиями. Пожалуй, это мне интересно. Причем, думаю, Агату Кристи лучше читать после ее автобиографии, тогда будешь немного иначе смотреть на ее детективы.
- А серьезные книжки Лина предлагает? И кто твои авторы, может быть, из классиков?
- Чего-то уж прямо глубокого Лина и не советовала (смеется), я сам взялся читать, например, Хемингуэя, это уже мои предпочтения. Я много раз брался за Томаса Манна, моя жена перечитала его не один раз, и я ей говорю, что не понимаю, как она это делает (смеется), для меня сие просто неподъемно. Из наших классиков мне ближе всего Чехов, Гоголь и, пожалуй, Булгаков, несмотря на его странную жизнь, имею в виду мое отношение к нему как к человеку. А вот, к примеру, с Достоевским у меня не так хорошо все складывается, я его не очень понимаю.
- Это касается всех его вещей?
- Про все тяжело сказать, потому что все я не читал. Но глубокая философия и разбор человеческой жизни - это в принципе не мое. Разбор не может быть простым, как писал Толстой, неинтересно наблюдать за счастливым человеком. Интересно разбирать, когда человеку плохо, почему плохо, а я по натуре совсем другой человек.
- А что у тебя с Толстым? Ты же играл Стиву Облонского в экранизации Карена Шахназарова…
- Толстой, безусловно, невероятный писатель. Но он настолько глобальный и настолько огромный, что когда экранизируют его произведения, нужно каждый раз держать все в уме, и для моего мозга это уже слишком тяжело. (Смеется.)
-Так как тебе было играть Стиву? Нужно было полностью прочесть Толстого, или хватило только своей линии?
- Конечно же, мне было безумно интересно делать эту роль. Тут вопрос не к писателю, а к тому, как выписан персонаж, которого ты играешь. Это немножко другая задача и другой подход ко всему. Но начнем с того, что Толстого выучить в наше время очень тяжело, потому что речь того времени строилась абсолютно иначе, с несвойственными нам оборотами и витиеватыми предложениями. И это не то что выучить, а произнести непросто.
- И как это происходило технически?
- Когда ты надеваешь жилет, костюм или фрак, цилиндр, это сильно облегчает запоминание. Мы прямо на площадке заучивали текст, но и после смены учили. Это было достаточно тяжело, но мы справились. А вообще мое – это «Старик и море», когда идет просто описание жизни человека, немного отрешенное, к чему он пришел, чего он хочет добиться. И мне нравится, что там нет никакого послесловия, назидания из серии «Мораль сей басни такова…».
- А когда в институте приходилось изучать глубоко психологические и масштабные произведения, как ты выходил из положения, заставлял себя?
- Заставлял, конечно, но если что-то не успевал прочесть, то мама и папа мне рассказывали, про что это произведение. (Смеется.) Вообще, если меня не захватывает книга, или к середине я понимаю, в чем смысл всего, и каков будет финал, становится скучно, и уже неинтересно читать. Так было, например, с «Авиатором» Водолазкина, хотя вначале меня захватило.
-А кого еще из современных писателей ты читал и не бросил на середине?
- Из современников я бы для себя выделил Эдуарда Кочергина и его «Ангелову куклу» Я сейчас разговариваю с вами и понимаю, что это все немножко автобиографические книги. Наверное, мне ближе такая литература.
- Таков и Довлатов, которого ты сыграл у Станислава Говорухина, хоть он и выписал себя в герое Андрее Лентулове…
- Да, Довлатов тоже такой. Кто-то считает, что он не слишком глубокий и философский именно потому, что как раз автобиографичен, но мне кажется, что там сокрыто много философии. Его книги податливы для читателя, и это всегда юмор на грани слез, что мне близко. Очень люблю Евгения Гришковца. У него чудесные пьесы, чудесные романы и очень простой, понятный и хороший язык. Кто-то считает это просто чтивом и поэтому не относит к серьезной литературе, но, на мой взгляд, это не так.
- Наверное, потому, что сейчас в моде все сложное, а тот же «Евгений Онегин» Пушкина написан невероятно просто…
- Да, «Евгений Онегин» - потрясающая вещь. Пушкин очень легко запоминается, и «Онегин», и «Граф Нулин», да все его произведения. Сейчас кажется, что чем проще написано, тем это более поверхностно, а чем сложнее, тем более философски и глубже. Но мне кажется, что это ошибочное мнение.
- Говоря про Довлатова, не могу не спросить про Станислава Говорухина, который был очень начитанным человеком. Случались ли с ним какие-то разговоры о книгах, советовал ли он что-то почитать?
- Он всегда смеялся, что мы все молодые - тупицы, и ничего не читаем. Но списка конкретной литературы от него не выдавалось (улыбается). Станислав Сергеевич говорил, что нужно просто брать и читать, неважно даже что. Чем больше читаешь, тем больше этому учишься. А надо научиться любить литературу, научиться копаться в ней, проникаться ею, а это целое дело, с кондачка не делается.
- Ты видел какую-то книгу у него на столе?
- Нет, мне книга никогда не бросалась в глаза. У Станислава Сергеевича везде всегда лежали какие-то заметки, сценарии, газеты, журналы, хотя вообще книг у него было очень много.
- Если бы у тебя была возможность сыграть какого-то персонажа из пьес Арбузова, Розова, Зорина, Володина, Вампилова, Радзинского, кого бы ты выбрал?
- Радзинский мне меньше близок. Я бы очень хотел сыграть главного героя пьесы Галича «Вас вызывает Таймыр» и героев Калягина и Невинного в «Старом Новом годе» Рощина. И «Старший сын» Вампилова - это мое.
- А как ты относишься к главной пьесе Вампилова «Утиная охота», кстати, она шла и в советское время на сцене МХАТа, и к такому неоднозначному герою как Зилов?
- Это отличная пьеса, но я пока так и не увидел в ней раскаяния героя, что ли. Не понимаю я Зилова.
- А что ты видел с папой в театре?
- Скалозуба в «Горе от ума», «Ундину», «Принца и нищего». Из более позднего «Вассу Железнову» и «Последнюю жертву», но тогда я тоже был еще совсем юным.
-Кстати, а как тебя приучали к чтению в детстве?
- Да никак, мне кажется. Нет, конечно, родители все время читали мне вслух сказки, и я слушал с удовольствием. А читать сам я не очень любил в детстве.
-А что кроме сказок и потом Ремарка тебе нравилось в детстве и юности?
-Я всегда любил Чехова. С детства читал его рассказы. Думаю, что, скорее всего, это связано с папой, он очень любит Чехова, причем все. У Антона Палыча очень тонкий и острый ум, и юмор – такой же, и он умеет настолько точно описать характеры и человеческие качества людей, что просто зримо и очень ярко видишь этих людей. Кстати, как и у Гоголя.
- А если выбрать одну пьесу Чехова, что это будет?
- Наверное, «Вишневый сад». Это совершеннейшая комедия того времени о дачной жизни. А вся драма, как и в «Трех сестрах», идет от безумной скуки, которая выбивает в человеке искру и рождает склоки, споры, стрельбы, как у Тузенбаха с Соленым или у Треплева в «Чайке». И это очень ложится на любое время, и написано с таким глубоким юмором, который легко попадает в меня.
-Ты не упомянул «Дядю Ваню». И как раз там просто разлита та самая скука…
-Да, «Дядя Ваня», конечно же! Это, пожалуй, самая лучшая пьеса про скуку. И Астров мне очень интересен.
- А кого из чеховских героев ты бы хотел сыграть и кому больше всего симпатизируешь?
- Особенно симпатичен мне Тузенбах, а по-актерски интересен Соленый, если говорить о «Трех сестрах». Я играл Петю Трофимова в «Вишневом саде» с Алексеем Серебряковым - Лопахиным. И, конечно, Лопахин как персонаж безумно интересен, там есть, что делать актеру. А вот «Чайка» мне не так близка, я внутренне не вижу ее, меня в этой пьесе никто сильно не цепляет.
-А кто тебе ближе - Гоголь-сатирик или мистик?
- Да, у него кардинально разные произведения, от социально-политических, где одни фамилии чего стоят, до «Вечеров на хуторе…», которые мне очень нравятся. «Вечера» очень красиво написаны, и эта страшная сказка дает такой простор воображению! А я и в детстве любил страшные сказки, «Черная курица» и «Сказка о потерянном времени» были моим ночным чтением. Но в то же время мне был интересен «Конек-горбунок», особенно пластинка, записанная Олегом Павловичем Табаковым, для меня это до сих пор эталон прочтения сказки. И дочкам я эту пластинку ставил.
- То есть кое-что они уже проходили вместе с тобой. А что еще есть общего из твоего любимого?
- Да, кое-что они уже знают о моем детстве. (Улыбается.) А общее любимое скорее не к книгам, а к мультфильмам относится. В детстве мне очень нравились «Ежик в тумане», мультфильмы «Армянмультфильма». И мы очень любим спектакли Резо Габриадзе, ходили на все его постановки, даже на взрослые.
- Папа с совсем молодого возраста писал стихи и песни. Как ты относишься к ним и когда впервые услышал?
- Я считаю, что у папы очень глубокие стихи, хотя кому-то они кажутся странными. Но я некоторые из них без слез слушать не могу. Возможно, потому что знаю, о чем он говорит, про какие места идет речь, когда это происходило, даже зимой или летом, где мы гуляли, и в какой компании. Просто это все завуалировано, но я понимаю, что он хочет сказать.
- А папина поэзия не стала мостиком к какому-то поэту? И вообще, какие у тебя отношения со стихами?
- С поэзией у меня тоже все странно складывается. Наизусть знаю не так много произведений, и, пожалуй, все они достаточно банальными считаются в наше время. Современных поэтов не знаю вообще. Высоцкий - не мое, Есенина я не понимаю, Маяковского - тоже. Я понимаю Шпаликова, Окуджаву и Визбора. Хотя бардовская песня, в принципе, тоже не мое. Но то ли мне слово не нравится, то ли я не понимаю смысл, который в него вкладывают. Как и в понятие «шансон». Если Вертинский мне близок, но он «шансон», тогда я точно ничего не понимаю. Бродского я люблю, но с возрастом стал осознавать, что и это не мое. (Смеется.)
- Актерская судьба не раз сталкивала тебя с исторической литературой в кино: «Годунов», «Союз спасения»…
- Да, видимо, у меня лицо такое, историческое. (Улыбается.)
- Ты что-то читаешь по этой теме, кроме сценариев?
- Я читал с интересом про Николая Первого. Понял, что надо копнуть. Но проштудировав массу книг и посмотрев какие-то передачи, убедился, что о времени очень далеком от нас никакой правды не найдешь. Прочесть о Николае, о его быте, о том, какой он был человек, как жил, что и как ел, как общался с женой, негде. Скорее ты встретишь что-то о человеке в какой-то художественной литературе о том времени. Приходится допридумывать. Опять же сошлемся на Антона Павловича - в жизни мало что меняется: язык, подача, одежда, но человек остается таким же, с теми же страстями.
Интервью: Марина Зельцер
